Там, где всегда мороз.
В губернском городе N жил-был либерал Андрей. Жил плохо, скучно. Местные жители его не привечали, сподвижники сами хотели славы и горения на холодном костре подвижничества во имя свободы без равенства и братства. Но, взявшись однажды за древко знамени либерализма, Андрей уже не мог от него оторваться. Потому что тогда бы его не поняли уже не только местные жители, но и сподвижники – непреклонные либералы и гуманисты, – готовые за идеалы съесть живьем или объявить крестовый поход или бросить любого, не постигшего смысл свободы, в совсем не холодный, а самый настоящий костер. Как минимум, проклясть и облить помоями.
Вот и нес либерал Андрей свое нетяжелое знамя, отбывая повинность нехитрыми лозунгами по праздникам. Так уж сложилось, что иезуитский режим присвоил себе авторство всех дорогих сердцу либерала праздников. Вот и сейчас – наступило время выйти и потребовать от режима свободу политзаключенным в день, который режим назначил днем борьбы за права политзаключенных.
Вместе с десятком незадачливых сподвижников и перспективным учеником – Сережей-гопником с героической фамилией, отправились они в местный Гайд-парк. По иронии судьбы этот пятачок свободы располагался в сквере у памятника Фрунзе, который сам был буйный, но за либералами права на буйство не признавал.
Однако Губернатор сказал либералу Андрею, что, мол, нету у меня для вас другого места в шаговой доступности от того, куда вам хочется.
Пришли к статуе этого Фрунзе-Командора, развернули плакаты, стоят. А тихо вокруг под покровом осени и локдауна. Двух кошек только спугнули, да стайку прячущихся в кустах от мобилизации в «красную зону» студентов и профессоров медицинского института.
Прислонился либерал Андрей к холодному постаменту то ли Фрунзе, то ли Командора – да и задремал.
И снится ему, что «черные воронки» закрыли все подъезды к скверу, опричники да сатрапы в камуфляже разбрелись по близлежащим кустам. Большие чины на дорогих авто с сиренами и мигалками прибывают и прибывают на площадку перед памятником. Уж места им нет, а все лезут, и каждый норовит командовать. Оттого неразбериха, шум, ярмарка, веселье.
В этот сладостный миг хорошо и радостно стало на душе либерала Андрея. Небесным светом зажглись его глаза – и возблагодарил он всех либеральных богов. Да, все-таки есть справедливость в губернском городе N.
Теперь, главное не отпустить опричников и сатрапов с пустыми руками. А их и просить не надо…
Тут сквозь дрему либерал Андрей услышал дрожащий от холода и скуки голос ученика, Сережи-гопника с героической фамилией. Тот уже, видимо, не первый раз пытался достучаться до забравшегося в Нирвану либерала Андрея.
– Андрюх, может, пойдем отсюда, чего задницу морозить? Нет же никого, сатрапы они и есть сатрапы, – канючил Сережа-гопник с героической фамилией.
– Да что ты разнылся. Фамилия героическая тебе зачем? Иди периметр охраняй. Оскорбления в адрес режима можешь к дереву прислонить, если тяжело и нет никого.
И вернулся в мир сладких грез.
А там такое началось. Всех повязали, на руках в автозаки отнесли, дело шьют. Просто праздник какой-то! Какой, кстати? Забыл, да и ладно.
С песнями и речевками переночевали в казематах. Утром в суд повезли. Не верил своему счастью либерал Андрей. Думал: ну, в суде-то уж точно все это закончится. Так ведь нет! Судья впаял штраф – всем, по максимуму.
Правда, чуть было про Сережу-гопника с героической фамилией не забыл, но тот напомнил.
– А я? – чуть не плача спросил он.
– Так ты же нам социально близкий, – удивился судья.
– Нет, я уже почти год как вас всех ненавижу.
– Точно? Побожись.
– Что за недоверие, вашество?! Жаловаться буду в Гаагу.
– Нет, Гааги нам не надо, получай свой штраф.
– А можно 15 суток?
– Да ты зеленый еще. Вон либерал Андрей об этом даже не просит, мечтает только.
В общем, давно такой праздник не накрывал либерализм в губернском городе N. Однако и это еще не все, хотя, казалось, что лучше и быть не может.
Жил-был в губернском городе N журналист Сергей, руководитель местной отчаянной телекомпании. Но писать любил больше, чем изустно или телесуфлерно говорить. Тем и прославился. В каждом его тексте чуть не каждое второе предложение выделено красным и полужирным. Как рассказывал один знакомый психотерапевт – это первейший и вернейший признак шизофрении. Если кто так пишет, то даже консилиум собирать не надо и на обследование отправлять – все и так ясно.
Поехал головой журналист Сергей на почве бескорыстной и страстной любви к деньгам.
Когда-то жил-был в губернском городе N предводитель местного дворянства, то бишь ячейки партии власти Виталий – тоже головастый и тоже журналист, только в прошлом, когда жил в другом, уездном городе. Но после переезда в губернский город N отбросил все условности, мешавшие жить.
А местный журналист Сергей не уехал в другой город, поэтому не мог отбросить условности, хотя и мечтал об этом с детства. Не могли ужиться два одинаковых персонажа в одном губернском городе N.
Решил журналист Сергей шантажом истребовать у понаехавшего бывшего журналиста Виталия денег. А тот в свою очередь решил через это дело посадить журналиста Сергея, который любит красное и полужирное.
Рядили и хороводили по-всякому. В итоге, бывший журналист Виталий был вынужден отправиться в длительную творческую командировку, и с носом остались оба.
Так вот, журналист Сергей по мотивам грандиозного праздника свободы и задержания написал манифест либерализма. Ну, просто Карл Маркс, молодые годы. И, как положено, все в красном и полужирном – прямо горбуша подвяленная.
От такого счастья либерал Андрей чуть не заболел. Ему сатрапы даже предложили койко-место в больничке при следственном изоляторе. Однако он решил, что, пожалуй, на этот раз достаточно. Надо и на потом что-то оставить, а то…
Тут либерала Андрея жестко разбудил Сережа-гопник с героической фамилией. Он обрушил на голову старшего товарища все оскорбления в адрес режима, у некоторых оскорблений даже древко сломалось. Сказал, что запнулся на обходе периметра, а все сподвижники, мол, тихо разошлись, глядя, как командир посапывает и от какого-то удовольствия во сне даже постанывает.
Словно небеса рухнули на землю – вот что почувствовал либерал Андрей. «Тьфу, распробл…тво», – пробурчал он себе под нос, и пошел, не оборачиваясь, быстрым шагом из сквера.
Сережа-гопник с героической фамилией семенил рядом.
– Андрюх, а что за генерал у тебя прощения просил, это когда было? А кто такой журналист Сергей, который твой потрет на крыше телестудии установил? А Нобелевку тебе в натуре хотели дать, да? Явлинский правда тебе свой последний доклад на вычитку присылал? Ну, ты молодец, Андрюх, я бы Губернатору, конечно, тоже на ботинок плюнул.
– Да иди.
Либерал Андрей сел в троллейбус, надеясь на неспешной и уютной дерматиновой кушетке вернуть себе дрему, накрывшую его у постамента Командору. Однако сон не шел.
Поняв, что грезы не вернутся, либерал Андрей открыл твиттер – и сразу закрыл. Там кипела жизнь, проклятия сыпались на чьи-то головы. А ему нечем было похвалиться на этом празднике жизни и нечего сказать в оправдание своего никем не замеченного митинга за свободу политзаключенных, который только лишь повеселил Сережу-гопника с героической фамилией, но так и не разбудил губернский город N.