В начале 2000-х я как журналист много работал над криминальными темами. Дневал в прокуратурах и судах. Не звонил судьям, спрашивая о приговоре после того как он состоялся, а отслеживал дело с самого начала. Читал уголовные дела, обвинительные заключения, слушал показания и проч.
Многое из того, о чем знал, я не мог рассказать, хотя всегда стараюсь быть максимально откровенным. Не потому что это было страшно или затрагивало чьи-то интересы. Нет, просто я не понимал, как это можно рассказать, чтобы не прослыть сказочником.
Отслеживая поминутное развитие какого-либо преступления и что ему предшествовало, зачастую, был в шоке от того, какие бывают в жизни чудовищные совпадения и невероятные стечения обстоятельств. Если бы кто-то, сочиняя криминальную историю, попытался бы выдать это за правдоподобный рассказ, то ему бы сказали: ты ври, но не завирайся.
Огромное количество убийств, смертей и других тяжких преступлений происходят случайно. Иногда кажется, что это какой-то злой Рок. Именно поэтому предположения на тему причин того или иного преступления, как правило, несостоятельны: либо угадаешь, либо нет. Именно поэтому расследование преступлений — это не аналитическая работа по исследованию «кому выгодно», а тяжелая рутина по перебору всех возможных и, казалось бы, невозможных вариантов.
Если покушение на Александра Боровкова будет раскрыто (а я надеюсь на это), то причины этого преступления могут оказаться какими угодно, и удивить мотивами, заказчиками, исполнителями и поводами самых знающих и проницательных. Но есть то, что уже сейчас позволяет говорить об атмосфере, условиях, которые могли подвигнуть кого-то совершить покушение на главу антимонопольного ведомства региона.
Заказное убийство (покушение) — событие по нынешним временам редкое. Нужен либо очень серьезный повод, либо некое психологическое состояние тех, кто может посчитать, что «теперь уже снова можно».
Никаких серьезных поводов в деле Боровкова, скорее всего, нет. К тому же специфика Ивановской области такова, что нет здесь такого крупного дележа, из-за которого сейчас можно отстреливать кого-либо. Есть набор обид, претензий, денежных потерь — в рамках повседневности, в контексте того, что люди решают, если и не мирно, то давят друг друга административными методами и легким уголовным преследованием.
Однако, ситуация как-то так неуловимо меняется. Посадили Сметанина, посадили Глазкова. Еще пару лет назад этого и представить себе было невозможно. Это были бы несистемные посадки, а сейчас — нормально. Только это не жесткость Закона, а дурное предвестье перехода из одного состояния в другое: из состояния когда «этого нельзя» — в состояние, когда «это можно».
Правовой и социальный нигилизм в первую очередь проявляется в элитах, и только затем распространяется вширь и вглубь общества. Губернаторская команда за пять лет села в Ивановской области на все денежные потоки, даже на самые малые. Причем села так грубо, что объемы нынешнего «партнерства» явно зашкаливают все, что было до меневских.
Это не только региональная специфика, это характерно для всей страны. Очень многие либо всерьез полагают, что можно все больше и безнаказанно, либо рвут как в последний раз. Эти метастазы разрастаются, во всем обществе снижается порог недопустимого.
Виновных в покушении на Александра Боровкова может найдут, а может и нет. Но вина за это преступление однозначно лежит, в том числе, и на нынешней власти.